В начале 2020 года, сразу после своего 79-го дня рождения, Манфред Кропп написал письмо в розыскную службу НКК. Он запросил информацию о своем отце, Вильгельме Кроппе, родившемся в 1914 году в Тирсхайме, Верхней Франконии, члене вермахта с 1939 года, который исчез в 1942 году в Крыму. К поисковому запросу он приложил удивительное количество подробностей и информации о военной карьере пропавшего отца.
Манфред Кропп рассказывает об этом на баварском диалекте, голосом старого человека:
«Мой второй сын знал, что у розыскной службы появился доступ к архивам Советского Союза. Тогда он сказал мне: «Давай, попробуй снова». Я послушал его».
С конца Второй мировой войны до 1990 года розыскная служба НКК отсылала поисковые запросы о лицах, которые предположительно пропали на территории СССР, в розыскную службу движения Красного и Красного Полумесяца Советского Союза. Но их возможности были несравнимо меньше, чем у розыскной службы НКК, так что не все запросы удавалось обработать. Таким образом, после перестройки и распада СССР поисковая деятельность смогла совершить настоящий прорыв, когда розыскная служба НКК получила доступ к советским архивам. В последующие десятилетия розыскная служба НКК заключила с советской стороной соглашения, на основании которых она получала и продолжает получать информацию о судьбах немцах, пропавших без вести во время войны.
Вместо общей формулировки «Пропал на Восточном фронте» розыскная служба НКК теперь может предоставить родственникам более подробную информацию по результатам своей поисковой работы, часто после многих лет неизвестности.
«Я сам не помню своего отца», говорит Манфред Кропп. «Но он всегда писал письма моей матери, а также описывал свои фронтовые задачи. Он, скорее всего, служил в строительном батальоне, сначала в Польше, потом во Франции, а с 1942 года – на Восточном фронте».
Манфред Кропп систематически собирал документы о своем отце. Это были письма с фронта, фотографии и написанные самим отцом воспоминания и сводки о фронтовых заданиях. Солдат Вильгельм Кропп документировал свою военную карьеру на печатной машинке, когда бывал в увольнении дома, и подробно записывал даты и места военных кампаний, в которых он принимал участие. И он постоянно писал письма своей жене и двум сыновьям.
Манфред Кропп сохранил старую печатную машинку и фотоаппарат своего отца до сегодняшнего дня. «Он так много писал – гораздо больше, чем воевал», говорит Манфред Кропп с улыбкой.
«Моя мать не часто говорила об отце, как и все пожилые люди в то время. «Забудь об этом, зачем ворошить прошлое». А если я что-то спрашивал, ответ всегда был один: «Я не помню».
Через некоторое время после того, как солдат Вильгельм Кропп был захвачен в плен, в марте 1942 года, его семья получила письмо от командующего войсками с сожалениями по поводу пропажи «Вилли» Кроппа в Крыму. Военачальник также поблагодарил семью за «приверженность борьбе против большевиков».
Молодой Манфред Кропп вырос с осознанием того, что его отец мертв. «Я знал, что территория Крыма вся покрыта минами. Я представлял себе, что однажды ночью он вышел из барака и наступил на мину. Если бы его взяли в плен, то мой отец обязательно придумал бы, как написать нам весточку из лагеря. Так что я думал, что он погиб».
Однако до 1955 года бывшие военнопленные с востока регулярно возвращались в Германию. Тысячи семей стояли у железнодорожных путей, стараясь отыскать взглядом своего отца, брата или сына. В то же время, розыскная служба НКК собрала картотеку с сотней тысяч досье, поделенных на две категории: «Заявители», с личной информацией о тех, кто искал родственников, и «Пропавшие», с информацией о пропавших без вести. Розыскная служба до сих продолжает работу над сопоставлением этих двух картотек и старается выяснять судьбы и воссоединять людей.
Манфред Кропп вспоминает, как он проводил многие часы перед радиоприемником в доме своих дедушки и бабушки, где он вырос, вместе с матерью и братом, который был на два года младше него.
«Когда мне было 14 или 15 лет, я с особой надеждой слушал интервью с бывшими солдатами или военнопленными, чтобы услышать упоминание о своем отце. Но этого не происходило».
Важным источником информации были интервью с бывшими заключенными спецлагерей, так называемые «опросы вернувшихся». Они часто могли предоставить весьма подробные сведения о пропавших во время войны сослуживцах. К 1955 были опрошены 1 921 000 бывших военнопленных, но никакого следа «Вилли» Кроппа обнаружено не было.
«Я не могу сказать, что я страдал от того, что рос без отца», говорит Манфред Кропп сегодня. «Конечно, послевоенные годы были тяжелыми для всех, но мы были благополучной семьей. Моя мать унаследовала небольшое состояние и зарабатывала, продавая домашнее мороженное и выпечку».
Но в 2020 году Манфред Кропп делает новую попытку, послушав своего сына, который уверил его в том, что новые данные могут пролить свет на судьбу его отца. И действительно, через три месяца он получил ответ от розыскной службы НКК.
«Это был толстый и увесистый конверт. Очевидно, они что-то обнаружили. Я даже боялся поначалу открывать письмо».
После нескольких вводных предложений и сообщений об открытии архивов Российской Федерации в письме от розыскной службы НКК говорилось:
«Согласно досье на русском языке, Вильгельм Кропп был взят в плен Советскими войсками близ деревни Владиславовка, в Крыму, 19 марта 1942 года и перенаправлен в лагерь Темников в Мордовии, на территории СССР, 18 апреля 1942 года.
Вильгельм Кропп умер от пеллагры 03.07.1942 г. в госпитале Монетно-Лосиновского лагеря и был похоронен на кладбище Лосиновского лагеря, в могиле № 21/742».
Наконец-то, точные сведения, в том числе о причине смерти и даже месте захоронения, наконец-то выяснена судьба отца!
«Там были бумаги и копии различных документов. Но что меня убедило больше всего, так это опросник из лагеря, который был заполнен моим отцом. Я знаю его почерк по письмам, я видел, что все это правда. Вот я и узнал, что же все-таки произошло».
Отец Манфреда Кроппа умер от пеллагры – болезни, к которой приводит плохое питание. Его судьбу разделили тысячи других военнопленных. Манфред Кропп считает, что то, что его отец пробыл в лагере не больше двух с половиной месяцев – это хорошо. «По крайней мере, он избежал больших страданий», говорит он.